ЦЕРКВИ, ХРАМЫ, СВЯТЫЕ ИСТОЧНИКИ
Коломны и Коломенского района


Старообрядческая Церковь Николы на Посаде (г.Коломна)

В писцовых книгах 1577-1578 гг. упомянут деревянный храм Николы Мокрого. Ныне существующая каменная церковь, главный престол которой был освящен в честь Воскресения Словущего, придельный храм - Святителя Николая, была построена в 1716 г. По документам Коломенской Духовной консистории: «церковь Воскресения Христова с приделами Апостола и евангелиста Иоанна Богослова и Святителя Николая Чудотворца и при ней каменная колокольня, построена в 1716 г. на средства прихожан. При колокольне прихожанами в 1763 г. построена каменная богадельня». В 1773 г. владыка Коломенский вынес определение: «Воскресенской, что на Посаде, церкви священник Григорий Никитин, как нам известно, живет непорядочно: упивается почасту и противные чину его чинит поступки - драки и ссоры. А понеже находящийся при епархиальной нашей Семинарии школы грамматики и синтаксимы учителем взятой нами г. Богородицка от соборной церкви священник Сергий Тихонов, отлучен будучи для того учительства от оного собора, с прошлого 1772 г. и поныне кроме той учительской должности действительно определенного не имеет места, который в таковом же при Семинарии нашей учительстве и прежде трудился, то дабы он не находился без места, определили мы ему, священнику Сергию, при означенной Воскресенской церкви быть местным священником, а предписанному иерею Григорию за вышеписанным непорядочным ево житием до усмотрения еще впредь в том его житии состояния и до того именно времени, пока оный Сергий уволен нами будет от учительства находиться при нем вместо викария». Во время пожара 14 сентября 1792 г. «железная крыша на Воскресенском храме распаялась, деревянная на приделе и трапезе сгорела, с колокольни упали и разбились 2 колокола. В приделе Николая Чудотворца за теснотой алтаря и трясением престола в 1792 г. служба не проводилась, а в 1794 г. велено этот придел упразднить. В 1797 г. церковь была только с одним приделом. В 1802 г. антиминсы в обоих приделах были освящены, и церковь стала снова 2-х придельная». После пожара церковь перестроена - срублены наличники и изменена форма апсиды, кокошники накрыты железной крышей - «колпаком». «В 1830-1840-х гг. церковный староста С.Д. Шерапов сделал 20 серебряных риз на 20 местных икон, украсил расписанием теплую церковь, устроил в ней духовую печь, сделал новыми лещадями в холодной и теплой церквах пол». Клировые ведомости за 1840 г. сообщают, что причт Воскресенского храма издавна состоял из священника, диакона, дьячка и пономаря. На содержание священно- и церковнослужителей средства давали купец Киприан Кислов с женой Домникой. Также умершим прихожанином купцом Фирсом Бочарниковым в 1810 г. церкви была завещана каменная лавка (утверждена за церковью в 1826 г.). В 1840 г. священником Воскресенской церкви был Иоанн Алексеевич Рождественский (р.1795). Сын дьячка, в 1821 г. он окончил Перервинскую семинарию по 2 разряду и в том же году рукоположен во священника к Успенской церкви с. Жилино Бронницкого уезда. С 1826 по 1828 г. был депутатом. Митрополитом Филаретом переведен в Коломну в Успенский собор и в 1829 г. переведен в храм Воскресения на Посаде. В 1832 г. определен градским депутатом. В семье о.Иоанна и его жены Вассы Григорьевны росли три дочери (Мария, Прасковья, Надежда). Отцу Иоанну сослужили диакон Александр Васильевич Троицкий, дьячок Михаил Алексеевич Хавский, пономарь Иван Ильинский. В 1867 г. храм «благолепно возобновлен усердием прежнего священника, смотрителя духовного училища С.Г. Скворцова, освящен 16 июля преосвященным Игнатием (епископом Можайским). Придел во имя Святителя Николая соединен с главным алтарем, в трапезе придел во имя Святого апостола Иоанна Богослова», - писали «Московские епархиальные ведомости» в 1870 г. При этой церкви провел свои последние годы протоиерей Павел Васильевич Преображенский (1833-1909). Вся его жизнь связана с коломенской землей. Он построил каменный храм в с. Мячково. С 1869 г. он был священником Никольской, что на Посаде, церкви. Обучал детей Закону Божию в уездном и двух городских училищах, был представителем от духовенства в Коломенском училищном совете. У псаломщика Воскресенской церкви, что на Посаде, Митрофана Степановича Лаврова в 1890 г. родился сын Виктор, в 1906 г. он окончил Коломенское Духовное училище и в 1913 г. - Московскую Духовную семинарию. По клировым ведомостям 1916 г. церкви принадлежал деревянный дом для священника. На церковной земле находились собственные деревянные дома диакона, бывшего священника Горского и крестьянина арендатора Кукушкина. Псаломщик проживал вне церковной ограды в доме, пожертвованном причту и церкви по завещанию коломенской мещанской вдовой Дюковой, умершей в 1911 г. По штату в конце XIX в. при храме полагались священник, диакон и псаломщик. С 1911 г. при храме служил священник Александр Александрович Флерин (р.1870), сын псаломщика. В 1881 г. он окончил курс Московской Духовной семинарии, с 1893 по 1896 г. работал псаломщиком при Московской Якиманской церкви. В 1896 г. рукоположен к Троицкой с. Озерок Коломенского уезда церкви, до 1905 г. был заведующим и законоучителем местной церковно-приходской школы. В 1901 г. награжден набедренником, в 1906 г. скуфьей. С 1905 по 1911 г. служил в Успенском соборе г. Коломны. С 1906 г. состоял законоучителем частного начального училища г-жи Депалович. С 1909 по 1910 г. был священником и законоучителем нижних чинов 12 Мортирного артиллерийского дивизиона. С 1910 г. - священником и законоучителем нижних чинов 17 Мортирного артиллерийского дивизиона. С 1911 г. - священник Воскресенской, что на Посаде, церкви. С 1912 г. состоял помощником благочинного 1 округа Коломенского уезда, в том же году награжден камилавкой. С 1914 г. состоял штатным законоучителем Коломенской женской Пушкинской гимназии. В 1916 г. награжден наперсным крестом. У о.Александра и его жены Софии Михайловны было семеро детей: Лидия (р.1895), после окончания гимназии обучалась на курсах сестер милосердия, Николай (1896), офицер на действительной службе, Александра, Елизавета, Иоанн, Владимир, Алексей. Отцу Александру сослужили: диакон Гермоген Вавилович Здравомыслов (57 лет), псаломщик Ефрем Иванович Хизов (36 лет). В 1920-е гг. о.Александр был возведен в сан протоиерея, переведен в Коломенский Покровский храм, назначен благочинным церквей Коломенского округа. 13 августа 1937 г. протоиерей Александр Александрович Флерин, проживавший в доме № 12 на ул. Бобреневской (в наше время ул. Исаева, одноэтажный деревянный дом сохранился), был арестован по обвинению «в руководстве контрреволюционной организацией тихоновской ориентации», 9 октября того же года приговорен к расстрелу и 14 октября 1937 г. расстрелян на Бутовском полигоне близ Москвы. С 1907 г. церковным старостой Николопосадского храма был крестьянин Федор Алексеевич Волков. От отдельно стоящей колокольни, построенной одновременно с храмом, остался нижний ярус. Верхний ярус поврежден при снятии большого колокола в начале 1930-х гг., позднее разобран. При реставрации в 1970 г. восстановлен старый декор. В 1990-х гг. Никольский (Воскресенский) храм передан старообрядческой общине... Рядом с храмом сохранился дом священника церкви Николы на Посаде, в котором с 1917 по 1924 г. жил писатель Борис Пильняк (Вогау Борис Андреевич, 1894-1938), сын уважаемого в городе ветеринарного врача Андрея Ивановича Вогау. В это время Борис Андреевич работал фельетонистом в Коломенской газете, и дом, в котором жила его семья, снимал. В 1917 г. он женился на дочери диакона Вознесенской церкви Марии Алексеевне Соколовой. Она окончила Высшие женские курсы в Москве и с 1914 г. работала врачом в родном городе. 21 марта 1918 г. Б. Пильняк писал: «В Коломне у нас - голодные будни. Я местными большевиками зачислен в "контрреволюцию" и новый год встретил - в тюрьме, был арестован, и по поводу меня поднимался даже вопрос - не расстрелять ли? - других расстреливали». Бывая в Москве по литературным делам, Пильняк познакомился с известным писателем и общественным деятелем Евгением Николаевичем Чириковым (1864-1932) и пригласил его к себе, в Коломну. Чириков, лично знакомый с Лениным по Казанскому университету, при царском режиме был несколько раз арестован за свои народнические убеждения. Шел 1918 г. Е.Н. Чириков не принял Октябрьской революции, назвал ее чудовищно-фантастическим «экспериментом», который «всеми своими ужасами и кошмарами, всей кровью и всеми слезами обрушивается на нас, современников революции, превращенной в истребление нации и ее культуры». В Коломне проходил уездный съезд учителей. Чирикова просили выступить на съезде. Он прочитал свою басню: Нас немец победить не мог, - Ему Ильич в этом помог...» На следующий день он был арестован ЧК, угрозу расстрела предотвратил городской совет, немедленно выславший писателя из Коломны. В 1920 г. писатель эмигрировал. Он продолжал писать преимущественно о дореволюционной России. Наиболее значительное его произведение, созданное в эмиграции, - роман «Зверь из бездны», антибольшевистский, правдиво показавший моральное разложение Белой армии, приведшее ее к поражению. Живя в Коломне, свои произведения и письма Пильняк подписывал: «Коломна Московской губернии. Никола-на-Посадьях». В 1919 г. он писал: «...тиф свирепствует: в Коломне 5 тысяч больных и только триста коек. Хворают почти в каждом доме... Я нигде не служу, существую только литературой, второй месяц у меня нет ни копейки денег и нет хлеба...». В 1919 г. напечатан сборник рассказов Пильняка «Былье». Сборник был характеризован самим автором как первая книга в РСФСР о революции. Многие рассказы из книги переработанными вошли в принесший известность писателю роман «Голый год» (1921), переведенный на многие языки. «В сущности, это не роман, - писал критик того времени. - В нем и в помине нет единства построения, фабулы и прочего, что обычно требует читатель, беря в руки роман. Широкими мазками набросаны картины провинциальной жизни 1919 г. Лица связаны не фабулой, а общим стилем, духом пережитых дней. Получается впечатление, что автор не может сосредоточиться на одном, выбрать отдельную сторону взбаламученной действительности. Его приковывает к себе вся она, вся ее новая сложность. И может быть, так и нужно. Революция перевернула весь уклад целиком, все поставила вверх ногами, и художник прав, когда он стремится захватить как можно шире, дать цельную, полную картину сдвига и катастрофы». Роман соответствовал динамике истории: он создавал впечатление осколочности, распадения привычных форм сравнительно с русским романом эпохи реализма. В 1921 г. Борис Пильняк писал: «В деревнях мужики бродят: по разверстке с деревни приходилось платить, положим, 90 пудов, а налогом -120». 14 июля того же года: «Вчера вечером я вернулся из Москвы на автомобиле, ехали большаком, Астраханским старинным трактом. И вот по дороге нам - на протяжении ста верст - повстречалось повозок сто: русских? цыган имя уже есть нарицательное. Это - едут из Самарской, Саратовской, Симбирской губерний. Повозка, пара лошадей, на повозке, как у цыган, обручами натянут шалашик. В Самарской, Саратовской, как во всем Поволжье, как на Донщине, на Кубани, в Поуралье, в Западной Сибири - голод... И поползли - куда глаза глядят, русские цыгане... - и доползли до Москвы... Я злюсь очень редко и всегда болезненно тяжело. Вечером дома жена сказала, что в поле у нас выкопали картошку - идет ужасный свистопляс. По весне надо было караулить семена, ибо днем сажали картошку, а ночью приходили негодяи и выкапывали ее. Теперь едва-едва поспевает картошка - и идет сплошной грабеж, такой, что к осени едва ли что останется. Трагедия в том, что некого послать караулить: все воруют. Сплошное, круговое воровство: каждый друг у друга... Крестьяне стонут, собирают сходы, посылают сторожей - и сторожа проворовываются. Посылают новых сторожей, и новые сторожа - в отместку - воруют у прежних. А жулье, которое взяло себе в профессию копать ночами картошку (есть и такие профессии!), ходит с винтовками... Большей бессмыслицы, глупости, воровства, хамства, чем теперь в деревне, я не знал и не знаю...» В 1924 г. Пильняк писал: «Часто в моих вещах описывается Коломна и то, что случилось в ней. "Голый год" писался в дни, когда жили мы вчетвером: я, жена, дочь и корова, жена-врач уходила на службу, я писал, держа дочь на руках...» Осенью 1923 г. Мария Алексеевна заболела брюшным тифом, была при смерти, но все-таки выздоровела. Через полгода, в апреле 1924 г., Борис Андреевич взял семью и переехал в Москву, где его ждала артистка Малого театра Ольга Сергеевна Щербиновская. Пильняк еще много раз приезжал в Коломну, всегда с друзьями, один раз с американкой-фотокорреспондентом, другой - с японкой-музыкантшей, которая ходила по городу в своем национальном костюме, а за ней -толпа зевак. Творчество Пильняка с первых же его шагов в литературе вызывало споры. Отмечали самобытность, талантливость, музыкальность прозы, но писал современник: «Вряд ли другой советский писатель вызывал одновременно столь противоречивые оценки, как Пильняк. Одни считают его не только писателем эпохи революции, но и революционным писателем. Другие, напротив, убеждены, что именно реакция водит его рукой. В таланте Пильняка мало кто сомневался. Но его революционность возбуждала большие сомнения». Сам Пильняк четко определял свою любовь к России вне идеологии. В «Отрывках из дневника» (1924 г.) он писал: «Я не... коммунист, и, потому не признаю, что я должен быть коммунистом и писать по-коммунистически, - и признаю, что коммунистическая власть в России определена - не волей коммунистов, а историческими судьбами России, и, поскольку я хочу проследить (как умею и как совесть моя и ум мне подсказывают) эти российские исторические судьбы, я с коммунистами, т.е. поскольку коммунисты с Россией, постольку я с ними признаю, что мне судьбы Р.К.П. гораздо меньше интересны, чем судьбы России, Р.К.П. для меня только звено в истории России..» Пильняк начал как бытописатель русского уездного города с его тоскующей, доцветающей, резонерствующей интеллигенцией. Писал он и о гибнущих дворянской усадьбах. Писал о том, как завод губит души вчерашних крестьян и крестьянских девушек: «Машина кинула бы ее на завод, машина съела бы ее несложную мораль и этику, съела бы ее румянец, заставила бы ее толкать вагонетки с углем к печам, дышать копотью, остротами мастера, - потом мастер велел бы ей прийти к нему на квартиру или в праздник за Оку в Щуровский лес, и там бы она пошла по рукам, как ходят все заводские девки, и в этих вшивых бараках, где живут кучами, где нет и не может быть радости, где собралось человеческое отребье, она почла бы за счастье, что ее взял мастер, потому что это и бутылка водки - было бы счастьем». «Вот пришел этот наш завод, и забываются старые песни, шинков стало сотни, дети у рабочих не родятся, они вымирают в первом поколении, у каждого рабочего по три любовницы, и каждая работница-проститутка, и вечером все перекрестки гудят похабными частушками...» Как писатель Пильняк предельно искренен. Потребность быть открытым кажется неутолимой и имеет целью втянуть весь мир в область своих ощущений, выразить себя и через себя - свое время. Своим принципам - «быть талантливым, беречь свое дарование - и только с ним считаться, ибо наказ - заложен в даровании», - Пильняк остался верен до конца жизни. В 1922 г. он посетил Германию, куда привез рукописи советских авторов для тамошних русских издательств. У Пильняка тогда в Берлине вышло 3 книги («Голый год», «Иван-да-Марья», «Повесть Петербургская, или Святой камень-город»). Вернувшись в Россию, он писал: «Я люблю русскую культуру, русскую - пусть нелепую - историю, ее самобытность, ее несуразность... ее тупички, - люблю нашу мусоргсовщину. Я был за границей, видел эмиграцию, видел туземщину. И я знаю, что русская революция - это то, где надо брать вместе все, и коммунизм, и эсеровщину, и белогвардейщину, и монарховщину: все это главы русской революции, - но главная глава - в России, в Москве... И еще: я хочу в революции быть историком, я хочу быть безразличным зрителем и всех любить, я выкинул всяческую политику. Мне чужд коммунизм». В 1923 г. Пильняк побывал в Англии, встречался с писателями (Г.Уэллс, Б.Шоу). Во время поездки он писал роман «Машины и волки», где действие происходит во время революции в Коломне, на Коломзаводе и в окрестных деревнях. В романе дикость, невежество, темные инстинкты, но и единство со своей землей, мудрая степенность Марьи-табунщицы, свободные волки противопоставлены железному прогрессу («машины»), Марье, устроившейся на завод уборщицей, и волку, как машина бегающему в клетке. В Англии Пильняк убедился, как далеко ушла Европа, какой долгий путь предстоит пройти России, чтобы приобщиться к европейской цивилизации. В «Отрывках из дневника» Пильняк отмечает: «Мне впервые теперь, после Англии, «прозвучала» коммунистическая, рабочая, машинная, - не полевая, не мужичья, не «большевицкая» - революция, революция заводов и городских, рабочих пригородов, революция машины, стали, как математика, как сталь. До сих пор я писал во имя «полевого цветочка» чертополоха, его жизни и цветения, - теперь я хочу этот цветочек противопоставить - машинному цветению. Мой роман будет замешан не на поте, как раньше, а на копоти и масле - это наша городская, машинная революция». Несмотря на жесткие требования идеологов литературы, писатель постоянно отстаивал право иметь собственный взгляд на вещи. «Мне выпала горькая слава быть человеком, который идет на рожон. И еще горькая слава мне выпала - долг мой - быть русским писателем и быть честным с собой и Россией», - писал Борис Пильняк в 1924 г. Таким актом «честности с собой и Россией» стала «Повесть непогашенной луны» («Новый мир», 1926, № 5; тираж конфискован). В «Повести...» впервые в советской литературе обнажаются черты культа личности вождя, механизм истребления партийных единомышленников; показано, как сподвижники Ленина - во имя единства и монолитности партии - безжалостно уничтожались, уступая место карьеристам и не рассуждающим исполнителям. И. Сталин, М. Фрунзе - прототипы героев повести - не названы, но современники мгновенно разглядели знакомые черты. Повесть вызвала скандал в литературных кругах, однако, отвечая на обвинения в письме, опубликованном в «Новом мире», он не признавал «оскорбительности повести для памяти Фрунзе» и утверждал: «Чувствовал и чувствую себя честным человеком и гражданином моей Республики». 1929 г. ознаменовался для Пильняка направленной против него кампанией травли, которая была первой организованной политической акцией такого рода. В 1929 г. в Берлине в издательстве «Петрополис» появилась повесть «Красное дерево» - рассказ о послереволюционной жизни провинциального городка. Повесть вызвала скандал, начавшийся в сентябре 1929 г., он закончился только в апреле 1931 г. К началу кампании относится документ, хранящийся в архиве Пильняка: «В Правление Моск. отд. Вс. Союза писателей от Б.А. Пильняка и Б.Л. Пастернака. Просим от сего числа членами Союза нас не числить. М., 21 сент. 1929 г. Б. Пастернак, Бор. Пильняк». В знак протеста против преследования Е. Замятина и Пильняка вышла из Союза писателей Анна Ахматова. В защиту Пильняка дважды выступил Горький, который не согласился с таким отношением к писателю, которое уничтожает «все его заслуги в области советской литературы» («О трате энергии», 1929). В другом газетном выступлении, «Всё о том же», Горький, высказался более резко: «Кроме Пильняка, есть немало других литераторов, на чьих головах «единодушные» люди публично пробуют силу своих кулаков, стремясь убедить начальство в том, что именно они знают, как надо охранять идеологическую чистоту рабочего класса и девственность молодежи». Пильняк, который в числе первых подвергся организованной травле по приказу вождя, прибиравшего под контроль литературу, в то время возглавлял Всероссийский союз писателей. Вслед за ним подобная участь постигла и других «непослушных» писателей, пытавшихся проанализировать сформировавшуюся командно-административную систему. Пильняк продолжал работать. За оставшиеся 7 лет жизни он написал 6 книг. 25 января 1937 г. на общемосковском собрании писателей с повесткой «О процессе фашистско-троцкистской банды предателей Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и их многочисленной шайки» Пильняк делает заявление, в котором опять повторяет: «Наше оружие, товарищи, - слово... Наше уважение к тому или иному писателю, к тому или иному писательскому времени и поколению в очень большой степени определяется тем, как писатель и писатели несут или несли свое оружие, как его берегут и употребляют. В арсенале слов решающим является точность, правдивость и тон слова. Во всяком случае, мы не уважаем тех писателей, слово которых бегает туда и сюда, хочет быть всюду. Когда мы говорим, что завтрашнее слово отменит с легкостью необыкновенной сегодняшнее слово писателя, и мы знаем, что литератор... который не честен со словом, то есть пишет одно, а думает другое... не может быть писателем по существу своей профессии». В 1937 г., в ожидании ареста и предчувствии скорой гибели, Пильняк писал роман «Соляной амбар», написанные страницы прятались. Произведение было задумано как последнее слово писателя. В нем он возвращался к детским и юношеским годам, к революции, свидетелем которой был, искал истоки произошедших на его глазах событий. Основная мысль произведения: за свои убеждения надо бороться, жить надо в соответствии со своим миропониманием и взглядами. «И есть же счастливые люди, могут честно думать, жить и не бояться правды!» - восклицает один из героев. Роман «Соляной амбар» был опубликован лишь в 1990 г. Пильняка перестали печатать. В октябре 1937 г. он был арестован, 21 апреля 1938 г. осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР по ложному обвинению и приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Поэтесса Анна Ахматова, знавшая Бориса Пильняка лично, в знак протеста против травли писателя она вышла из писательского союза. В июльский день 1936 г. она ходила по Коломне, искала дом Пильняка, но никто не мог ей его указать. После ареста писателя, предчувствуя самое худшее, она написала стихотворение «Памяти Бориса Пильняка»: Всё это разгадаешь ты один... / Когда бессонный мрак вокруг клокочет, / Тот солнечный, тот ландышевый клин / Врывается во тьму декабрьской ночи. / И по тропинке я к тебе иду. / И ты смеёшься беззаботным смехом, / Но хвойный лес и камыши в пруду / Ответствуют каким-то странным эхом... / О, если этим мёртвого бужу, / Прости меня, я не могу иначе: / Я о тебе, как о своём, тужу / И каждому завидую, кто плачет, / Кто может плакать в этот страшный час / О тех, кто там лежит на дне оврага... / Но выкипела, не дойдя до глаз, / Глаза мои не освежила влага. Против дома, в котором жил Б. Пильняк, стоит двухэтажный дом, в котором жил статистик Н.И. Петропавлов (в 1924 г. в Коломне издана его книга «Коломенский уезд Московской губернии. Статистико-экономический очерк»). Б. Пильняк вывел Петропавлова в своем романе «Машины и волки» под именем статистика Непомнящего: «Иван Александрович Непомнящий, статистик. Главный герой повести. Место жительства, и старчества, и смерти - город Коломна, в Гончарах. За всю жизнь после окончания университета выезжал из Коломны только дважды - за мукой - в Нурлат, в Казанскую, и в Кустаревку, в Тамбовскую, - это было в голод, в 1919 и 1920 годы, когда люди в Коломне ели овес и конятник, лошадиный корм. Чтобы дать характеристику Ивана Александровича, надо описать его вещи, - сам же он - маленький, сухенький, говорить ему шопотом, голову держать в плечах, горбиться, ходить в женской шали, чай любить с малиновым вареньем; - у Ивана Александровича - очки на носу, без очков он не видит, очками всегда вперед, волосы черные ершиком, борода не уродилась, - усики на бледной губе - очень тонкие, очень юркие, заменили глаза, вместо глаз рассказывали, как настроен, что думает, над чем смеется Иван Александрович. - И вот дом: - в доме лежанка в кафелях с ягнятками и в кораблях, у лежанки лампадка чтоб закуривать от нее, не вставая, самокрутные папиросы толщиною в палец... на лежанке-книжка очередная, лоскутки бумаги, шаль, валенки, подушка и - Иван Александрович Непомнящий, в шали и в валенках, за книжкой; у лежанки - по времени - или только лампадка тогда очки над лампадкой, или лампа горит тогда Иван Александрович пишет «Статистику», или день, очень светло от окошек, и окошки, тоже по времени, - или в зелени летнего садика, или в инейных хвощах на стеклах тогда очень тепло на лежанке'; и кроме лежанки в комнате - книги, только русские книги, ни одного чужого языка Иван Александрович не знал, странные книги - старинные книги: одна стена - осьмнадцатый наш век, другая - первая четверть девятнадцатого, в ящиках и на полочках - рукописные книги; книги теперешние - в других комнатах, в коридоре, в сарае, на чердаке, кипами, пачками, связками, за нумерами и в пыли; - теми, теперешними книгами заведывала Марья Ивановна, тоже статистик, жена, мать и кормилица Ивана Александровича, у нее хранился и список этих книг, и в комнате ее, куда никто не допускался, хранилась и двуспальная кровать. Марья Ивановна была на двадцать лет моложе Ивана Александровича, и была втрое больше его, безотносительно огромная, кустодиевских качеств женщина, - но была она покойна и румяна, как всячески сытая женщина). Перед домом Ивана Александровича дорожку всегда расчищала Марья Ивановна, - но Иван Александрович не любил выходить из дома. Все книги, что были у него, Иван Александрович - знал, - Иван Александрович не любил - ни траву, ни поле, ни солнце; он говорил - со своей лежанки, глаза за очками, только по усикам узнаешь, шутит ли, насмехается ль? - говорил шопотом, и все, кто приходили, тоже шептали, -только Марья Ивановна спокойным басом спрашивала, на вы, - что хочет Иван Александрович - чаю ли покушать, картошки ль? - и где он ляжет сегодня на ночь, то есть где поставить на ночь лампадку, кувшин с ключевою водою и не охладить ли двуспальное логово? - Перед лежанкой, собственно, под оконцами ибо комната была малюсенькой, не любил Иван Александрович пространства стоял стол - рабочий стол - Ивана Александровича; он был завален табаком, недогоревшими его самокрутками, пылью, Марья Ивановна - чистота - не допускалась сюда, лоскутками бумаги; здесь стояли в баночках всех цветов чернила, лежала навсегда раскрытая готовальня, лежала «Книга Живота моего, Непомнящего», лежала бумага всех сортов, покоились пятна всех цветов чернил, и от пирожков, и кругов от чашки, и от дыма, - и отсюда возникали - аккуратности поразительнеишеи и чистоты - диаграммы всяческих красок и размеров и всяческие статистические таблицы. - Ни годы, ни революция не изменили у Ивана Александровича его манеры жить и думать». На Арбатской улице стоит дом, в котором провел свои последние годы протоиереи Николай Михайлович Ковальский (1895-1967), настоятель Богоявленской церкви, что в Гончарах, и благочинный церквей Коломенского округа. На углу Арбатской и Посадской (Никольской) улиц, напротив Никольской церкви, стоит дом Силаевых. Павел Петрович и Клавдия Дмитриевна Силаевы были огородниками. На берегу Москвы реки у них была земля, на которой они трудились наравне с наемными рабочими. В 1916 г. Павел Петрович скончался, и Клавдия Дмитриевна осталась с двумя детьми - дочери восемь, сыну - полтора года. Клавдия Дмитриевна взяла все хозяйство в свои руки и вела его успешно, но после Октябрьской революции 1917 г. огороды отобрали. Несколько лет ухоженная земля зарастала бурьяном. С началом НЭПа Силаевы организовали кооператив по выращиванию овощей. Дело пошло, на уборку урожая даже пришлось приглашать сезонных рабочих. Капуста вагонами отправлялась в Москву. В 1928 г. кооперативы отменили, отобрали инвентарь, из дома вывезли мебель, посуду, белье, из одежды оставили только то, что было на Силаевых. Вычистили все из погребов. В эту ночь они лишились всего. Спать легли на соломе в пустом доме. Их лишили всех прав, и поэтому дочь отчислили из медучилища. Когда раскулачивали, то вывезли все, кроме старинного киота с иконами Спасителя, Божией Матери и Святителя Николая. Клавдия Силаева горячо молилась, чтобы их не сослали и не отобрали дом. Дом не отобрали, и Клавдия Дмитриевна стала сдавать комнаты. У нее поселились врачи Лидия Александровна Куприянова и Ольга Моисеевна Щукина, внучка владевшего домами на Никольской в Коломне Тимофея Моисеевича Щукина. Дочь, Александра Павловна Силаева, работала на государственных огородах, на прополке, платили очень мало, но зато дали хлебную карточку. В 1933 г. она вышла замуж за лейтенанта Ивана Перова, в 1934 г. родила сына Сергея, в 1942 г. овдовела. В родительском доме живет Сергей Иванович Перов. Он окончил медицинский институт, женился, вырастил двух дочерей. В 1923 г. в Никольской церкви венчались сестра красного командира Лидия Соколова, она работала машинисткой в Коломне, в Союзе кооператоров, перепечатывала Пильняку его роман «Голый год», и писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов (1892-1975). Познакомились они в Москве. Иван Соколов (его настоящая фамилия) родился в с.Кислово Дорогобужского уезда Смоленской губернии. Он был сыном приказчика и крестьянки. От матери, знавшей множество поговорок, получил чутье к слову, от отца - любовь и природе и охоте. В семье почитались книги, и мальчик рано приобщился к чтению. Учился в реальном училище в Смоленске. Но, несмотря на начитанность, учился плохо. Учитель физкультуры Алехнович, позднее ставший одним из первых русских летчиков, пробудил в нем любовь к авиации, и Иван Соколов в своей деревне построил планер, на котором поднялся в небо. В 1910 г. он был принят в единственное учебное заведение, где не требовался аттестат о среднем образовании, - Петербургские Высшие сельскохозяйственные курсы. Начал писать. Бросил курсы и уехал в Ревель, где работал секретарем газеты «Ревельский листок», публиковал в ней рассказы, стихи. Нанялся матросом на судно «Могучий», а спустя год - в Одессе на торгово-пассажирский пароход «Королева Ольга», возивший паломников к святым местам. Море, шумная жизнь портовых городов покорили его: «Я сходился и знакомился с простыми людьми, а сердце мое трепетало от полноты и радости ощущения земных просторов», - вспоминал писатель. Отпросившись до возвращения парохода на обратном пути, он путешествовал в Греции по Халкидонскому полуострову, жил у монахов русского Старо-Афонского монастыря. Там его застало начало Первой мировой войны. Осенью и зимой 1915 г. он учился в университете Шанявского, затем уехал в Петроград, прошел санитарные курсы и в составе санитарного отряда Всероссийского земского союза отправился медбратом на передовую. Весной 1916 г. его уволили из отряда: заступившись за солдата, он ударил по лицу командира. Снова Петроград, курсы авиамотористов. Сблизившись с писателем А.Ремизовым, жил у него. Петроградские журналы и газеты публиковали его рассказы, очерки и сказки. К своей фамилии писатель добавил псевдоним Микитов - так, по имени его деда, дьячка Никиты, деревенские звали когда-то Соколовых. По окончании курсов служил под Псковом в воздушном отряде тяжелых бомбардировщиков «Илья Муромец», летал мотористом в экипаже Алехновича, командира «Ильи Муромца-5». Эти 4-моторные бипланы конструкции И.Сикорского, построенные на Русско-Балтийском заводе, с двигателями «Рено», были тогда лучшими в мире, они приводили немецкие войска в ужас. Во время Февральской революции 1917 г. Соколова-Микитова избрали председателем Совета солдатских депутатов и делегировали в Петроград, где он встретил октябрь 1917 г. Через полгода при общей демобилизации вернулся в с.Кислово, учительствовал в Дорогобужской единой трудовой школе. В 1918 г. вышли его первая книга «Засупоня» и брошюра «Исток-город» о новых методах преподавания. В мае 1919 г. по предложению бывшего одноклассника, ставшего военкомом, Соколов-Микитов отправился с ним по России в вагоне-теплушке как представитель продовольственной делегации Западного и Северного фронтов. В захваченном деникинцами Киеве попал в камеру смертников. Ему чудом удалось избежать расстрела и добраться до Крыма. Бедствовал, за кусок хлеба перекапывал виноградники, чуть не умер от дистрофии. В Севастополе работал в архиве Черноморского флота, потом нанялся матросом на шхуну «Дых-Тау». Во время стоянки в Одессе познакомился с Иваном Буниным, печатался в газете «Южное слово». Летом 1920 г. перешел на пароход «Омск», который по приходе в Англию неожиданно для команды был продан владельцами. Без работы и денег Соколов-Микитов скитался по портовым ночлежкам, перебрался в мае следующего года в Берлин. Там и в Париже у него вышла книга «Кузовок». «Книга Микитова радует, - писал редактор берлинского журнал а "Новая русская книга", - ибо нет в его душе уныния. Через бурю, через кровь и ужасы прошел этот человек, и все же в его произведениях ни разу не описана смерть... лишь жизнь и солнце». Он публиковал в эмигрантских изданиях страстные статьи против бесчинства большевиков: ограбления деревни в годы продразверстки, кошмаров, сопровождавших ломку российских устоев. Статьи полны гнева, столь несвойственного прежде его натуре: «Вы повинны в том, что довели народ до последней степени истощения и упадка духа... Вы повинны в том, что истребили в народе чувства единения и общности, отравили народ ненавистью и нетерпимостью к ближнему... Вы иссушили бы полмира и полмира затопил и водой, только бы удержать власть. Только бы удержать власть!» «Что вам Россия! Разве вы можете любить ее душу, ее чудесную песню и великий язык, ее слезы, Россию-мать, в смертных муках рождавшую не только подлых ублюдков». Такими выступлениями Соколов-Микитов, казалось бы, перечеркнул саму мысль о возвращении в Советскую Россию. Но жить без родины он не мог. Тоска по ней была сильнее всего, и он решил вернуться. «Большевики вам кишки выпустят, к столбу прибьют и заставят вокруг бегать», - мрачно шутил Горький, сопровождая его письмом к Константину Федину, работавшему тогда в петроградском журнале «Книга и революция». Соколова-Микитова встретила несколько оправившаяся при НЭПе деревня: «Я теперь счастлив тем, - писал он в Берлин А.Толстому вскоре после возвращения, - что в России, что вижу своих, что хожу по утрам в лес с кузнецом Максимом подсвистывать рябцов, тем, что здесь, в России, необыкновенно много прекрасных людей... И вот честное слово: сейчас назад совсем не желаю... Вас не зову, не соблазняю, но думаю твердо, что быть в России Ваш долг». Началась пора интенсивного писательского труда. Как вспоминал Соколов-Микитов, в это время он писал так много и так увлеченно, что, бывало, «морозом» схватывало спину. Он женился, одна за другой родились три дочери. О его настроении того времени можно судить по такой записи в дневнике: «Жена в постели с крошечным ребенком, счастливая, близкая. Ходил на тетеревиный ток, принес трех косачей, положил перед кроватью на пол. Жена радостно улыбается. Счастье!» «Огонёк», «Новый мир», другие журналы печатали его рассказы о деревне, об охоте, о море. Выходили книги. Издательство «Федерация» выпустило первое собрание сочинений в 3-х небольших томах. Это был 1929-й - год великого перелома, круто изменивший не только деревню, но и характер творчества Соколова-Микитова: не стало больше его главного героя - крестьянина, хозяина земли. О колхозной деревне им не написано ни слова. В 1929 г. семья уехала из деревни сначала в Гатчину, а в 1934 г. в Ленинград. Основным жанром прозы писателя стал очерк, затем воспоминания. Соколова-Микитова можно назвать одним из основоположников географического очерка в советской литературе. Он много ездил: побывал опять за границей, исколесил всю страну - Сибирь и Памир, Кавказ и Каспий, Карелию и Беловежскую пущу, Лапландию и Таймыр. Участвовал в нескольких полярных экспедициях - в поисках исчезнувшего дирижабля Умберто Нобиле, на Северную землю, Шпицберген, к Земле Франца-Иосифа. Для беспристрастного свидетельства о причинах гибели людей при спасении полярной ночью аварийного ледокола «Малыгин» его, участника экспедиции, вызывал И.Сталин. Все это - кроме эпизода в Кремле - нашло отражение в очерках, составивших не одну книгу. Его слово поэтично, исполнено подлинного чувства и неизменно правдиво. Соколов-Микитов обладал редкой способностью возвращать изначальный смысл и красоту самым привычным, «затертым» словам. Он умел из простых, но единственно верных слов построить фразу так, что она обретала зримое наполнение и делала читателя соучастником и очевидцем происходящего. В различных обстоятельствах, при встречах с людьми разного социального положения Соколов-Микитов всегда оставался самим собой - сдержанно-немногословным, по-мужски основательным, чуждым суетности. Мужественно перенес он тяжкие испытания: трагическую гибель трех своих дочерей, одна из которых оставила ему малолетнего внука, полную потерю зрения под старость. До последних дней продолжал он работать с помощью диктофона. В этот период им написано несколько мемуарных и детских книг о русском лесе, птицах, о таких явлениях природы, как восход солнца, пороша, ледоход. Он все это видел особым внутренним зрением, памятью чувств. Перо его отзывалось лишь на то, к чему лежало сердце. Поэтому в его книги вошло далеко не все, что он видел и знал: «Я занимаюсь литературным трудом. Основой и радостью этого труда всегда оставалась и остается любовь к людям, к родной стране, к ее природе, к живому светлому миру, частицей которого я чувствую себя неизменно». В произведениях писателя всегда присутствовал, более или менее явно, образ России, родной земли: «Я чувствовал неразрывную связь с живой Россией... Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым дышал. Я не замечал этой среды, России, как рыба не замечает воды, в которой живет; я сам был Россия, человек с печальной, нерадостной судьбою». На углу Москворецкой и Арбатской улиц стоит дом, который в конце XIX в. принадлежал владельцу небольшого заводика по переработке рыбы Василию Свешникову, в этом доме прошли детство и юность Александра Васильевича Свешникова (1890-1980), дирижера, организатора Московского хорового училища (1944), более четверти века ректора Московской консерватории, председателя Всероссийского хорового общества (1964), основателя Государственного академического Русского хора, народного артиста СССР, Героя Социалистического труда (1970), лауреата Государственной премии (1946), награжденного орденом Ленина и двумя орденами Трудового Красного Знамени. Именно в Коломне, еще в детстве, Александр Васильевич был очарован красотой народных мелодий, и уже будучи дирижером Академического Русского хора, или, как он одно время назывался, Хора русской песни, Свешников в своих обработках народных песен, признанных самыми лучшими, сумел рассказать о неповторимой красоте русской души. Годы спустя прозвучат знаменитые свешниковские обработки незаслуженно забытых народных мелодий - «Ах ты, степь широкая», «Вдоль да по речке», «Однозвучно гремит колокольчик», ставшие известными всему миру в исполнении знаменитого Государственного академического русского хора. Песня - душа народа: без нее невозможно представить русскую культуру. Детские впечатления не оставили равнодушным чуткое сердце ребенка и пробудили его призвание: любовь к народной песне, интерес к тайне хорового пения, к природному инструменту, состоящему из живых голосов. В 13 лет Александр Свешников окончил Музыкально-драматическое училище Московского филармонического общества. В 15 лет он руководил любительскими хоровыми коллективами. В 16 лет поступил в Московскую консерваторию в класс профессора Б.Л. Яворского. Брал уроки у С.И. Танеева. В начале 1920-х гг. Свешников - один из самых известных регентов в Москве. В храм Успения на Могильцах собирались любители церковного пения со всей Москвы. Одновременно он - инструктор по школьному воспитанию, руководитель рабочих и школьных хоров. Свешников неожиданно покинул Москву, уехав на Полтавщину, где вместе с В.Г. Короленко принимал участие в формировании детских колоний. Возможно, это было тем шагом, который помог дирижеру создать свою «рабочую» биографию в начинавшуюся эпоху «красного террора», взяв за основу крестьянское происхождение матери. Свешников так выразил главный принцип своего хорового творчества: «Петь надо так, как говоришь, только еще доходчивее, выразительнее и красивее». Свешников не дал угаснуть отечественной хоровой традиции и возродил к жизни русскую духовную музыку. Искусство русского хорового пения, воспитанное Православной Церковью, к 1940-м гг. было почти полностью уничтожено. В годы первых пятилеток его заменила советская массовая песня с ее маршеообразным ритмом и бодрящим текстом. Хоровое движение в Советской России развивалось в поисках нового, «советского», стиля, характеризовавшегося прежде всего отказом от «церковщины». Свешников был влюблен в русскую и западноевропейскую духовную музыку. В хоровом репертуаре ее было много. Конечно, церковные тексты в своем большинстве были заменены на «нейтральные», пленэрно-пейзажные. Сегодня кажется странным, что в хоровых программах 1940-1980 гг. духовные произведения русских и зарубежных авторов либо отсутствовали, либо исполнялись с измененным текстом. Но тогда это было единственным способом возродить к жизни старинную музыку. С новым текстом эти произведения перестали вызывать подозрения бдительных цензоров и получили возможность звучать на концертных сценах. Очевидно, только Свешников в 1966 г., в расцвет эпохи атеизма, мог записать «Всенощное бдение» Рахманинова в авторском варианте, с церковно-славянским текстом! Сделано это было официально, по разрешению «свыше», для заграничных поездок и подарков гостям. В СССР эту запись, конечно, не тиражировали. Александр Васильевич Свешников говорил: «Моя жизнь не раз давала мне серьезный повод думать и утверждать, что один из самых доступных и при этом наиболее действенных способов приобщить людей к высокой музыкальной культуре лежит через музицирование в хоре». В конце 1920-х - 2-й половине 1930-х гг. в Коломне были разорены две существовавшие в городе старообрядческие молельни. Одна из них находилась неподалеку от Никольского (Воскресенского) храма на Полянской улице при фабрике Рыбаковых. В 1936 г. моленная была закрыта, священник и староста арестованы, а здание разрушено. Всего в городе и уезде было соответственно две и пять старообрядческих моленных. Коломна была одним из центром половцев австрийского согласия. Летом 1863 г. в Коломну по заданию министра народного просвещения А.В. Головнина, для изучения вопроса о школах для детей старообрядцев, приезжал писатель Николай Семенович Лесков (1831-1895). Впечатления от поездки, а также от посещения рижских и псковских старообрядцев, легли в основу докладной записки Лескова... Начало 1860-х гг. определило всю дальнейшую жизнь писателя - неприятие и замалчивание его творчества демократической общественностью по соображениям партийности и настороженное отношение официальных и консервативных кругов, недовольных статьями о коррупции среди чиновников, полиции, защитой Лесковым «честного прогресса» от «коснения» под игом «государственности». 30 мая 1862 г. в статье о пожарах в Петербурге Лесков потребовал от градоначальника открыть народу «поджигателей», подтвердить или опровергнуть слухи-подозрения касательно того, что поджоги совершаются «политическими демагогами», распространившими «возмутительное воззвание» (прокламацию левых революционеров-экстремистов «Молодая Россия» с призывом к захвату власти и истреблению имущих классов). В условиях начатых правительством репрессий против студенчества и революционных кругов статья была расценена литературной общественностью как желание мобилизовать силы реакции для защиты режима. Статья провела глубокую борозду между писателем и либеральной печатью, она же вызвала гнев императора. Потрясенный резонансом статьи, Лесков «бежал» за границу - как корреспондент «Северной пчелы» посетил Австро-Венгрию, Францию. Конфликт с левыми усугубился при появлении романа «Некуда», изображавшего бесперспективность революционных форм «нигилистического» протеста молодежи в России. В «Некуда» Лесков доказывает, что романтики русской революции, торопящие ее приход, - трагические жертвы исторического заблуждения: на Руси единственно возможно и необходимо поступательно-эволюционное совершенствование общества путем реформ. Персонаж, мысли которого совпадают с мыслями автора, доктор Розанов убежден: «Надо испытать все мирные средства, а не подводить народ под страдания», «Никакими форсированными маршами идти некуда». Но его голос в спорах перекрывается хором носителей провокационного, опасного для страны, авантюристического революционаризма («Набат, кровь, зарево!», «пять миллионов вырезать», чтобы «пятьдесят пять» были «счастливы»). Лесков критиковал стремление «переделать весь свет» без сколько-нибудь «определенного понятия» о предполагаемом грядущем, развенчивал революционных реформаторов, не имевших понятия о самобытной стати Руси. Нигилистам, что «мутоврят народ», отрицая, в частности, вековые этические принципы (брак, родительская любовь), противопоставлены «великая сила» отечественных «преданий», христианские семейные традиции, жажда общеполезного труда в среде русских предпринимателей. В романе «Соборяне» (1872) Лесков устремился к «яркой живописи положительных национальных героев». Хранитель гуманных патриархальных заветов протопоп Савелий Туберозов борется «с вредителями русского развития». Лесков скорбит «о расточительности старой и новой русской жизни. Первая погребает наиболее дорогое под слоем рутины, вторая неспособна удержать на резких поворотах развития почти ничего из дорогого национально-исторического предания». Взгляд Лескова на русскую действительность опирался на богатейший опыт. Он был воспитан глубоко верующим отцом, знал быт русского народа, чиновников, интеллигенции, был лично знаком со многими революционерами. Детство Николая Семеновича прошло частью в г.Орле, частью на Панином хуторе, купленном отцом, Семеном Дмитриевичем Лесковым, дворянином «по выслуге», сыном священника с.Лески (откуда произошла их фамилия), «человеком очень хорошо богословски образованным и истинно религиозным... с прекрасным умом... твердостью убеждений, из-за чего наживал себе очень много врагов». В деревне Н.С. Лесков узнал до мельчайших подробностей простонародный быт... Учился в Орловской гимназии, но два раза не сдав выпускные экзамены, прекратил учение. С 1847 по 1849 г. работал писцом Орловской палаты уголовного суда. В 1850 г. переезжает в Киев, где служит помощником столоначальника, а позднее столоначальником рекрутского стола ревизского отделения Киевской казенной палаты, живет на квартире у дяди, профессора Киевского университета, общается с профессорами, восхищение личностью одного из них - основоположника русской научной статистики, экономиста-социолога Д.П. Журавского, останется у Лескова на всю жизнь. Лескова привлекала Киево-Печерская Лавра, паломники, стекавшиеся со всей России, увлеченный работой киево-печерских иконописцев, он учится гальванопластике, в религиозно-философском кружке студентов-медиков изучает Евангелие. 21 июня 1860 г. опубликована обширная «Корреспонденция» в «Санкт-Петербургских ведомостях» (впервые в печати подпись Николай Лесков), направленная против спекуляции при продаже Евангелия в Киеве. Почти одновременно публикует в новом киевском еженедельнике «Современная медицина» острые публицистические статьи: «Несколько слов о врачах рекрутских присутствий», «Несколько слов о полицейских врачах в России», «Полицейские врачи в России», где обличал «преобладание одного сословия над другим», взяточничество, разлагавшие полицию и медиков рекрутских присутствий, призывал интеллигенцию к гражданской активности во имя «наших меньших братии», настаивал на социолого-этнографических исследованиях народной жизни, которыми «русская литература чрезвычайно бедна». Против Лескова, поступавшего на должность следователя, полиция организовала провокацию. Вынужденный отказаться от государственной службы, Николай Семенович в январе 1861 г. переезжает из Киева в Петербург. С февраля 1861 г. Лесков - корреспондент московского журнала «Русская речь», пишет для «Отечественных записок», «Времени» и других изданий по злободневным вопросам (призывает к женской эмансипации по американскому образцу, просвещению масс, вольному переселению крестьян на новые земли, протестует против протекционизма бюрократии бывшим крепостникам и т.д.), не впадая ни в идеализацию, ни в очернение народа, демонстрируя разностороннюю эрудицию. Участвует в дискуссиях политико-экономического комитета Русского географического общества, становится его членом (1862). Сближается с демократической артелью издателей журнала «Век»; у него живет прибывший от Герцена журналист А.И. Бенни, организатор одной из позднейших «коммун». Передовицы Лескова, преимущественно на русские темы, в «Северной пчеле» в 1862 г. поддерживают правительственные реформы. Лесков спорит с редакцией «Современника», отвергая «утопическую теорию» социально-политических преобразований, выдвинутую революционной демократией. В 1862 г. появляется первая беллетристика Лескова - нравоописательные рассказы о русском народе: «Погасшее дело», «Разбойник» и «В тарантасе». В 1872 г. совершил паломничество на Валаам, где в «незыблемой твердыне русского иночества, пребывающего здесь во всей чистоте древней христианской общины» у Лескова возник замысел повести «Очарованный странник». «Провозглашая свою независимость от партийно-групповых взглядов, Лесков упорно ищет и находит силы, на которые предлагает опираться в социальном творчестве: это «островные» явления русской жизни - противовес буржуазному меркантилизму, глухоте и немоте «ко всяким высшим вопросам», это светлеющие «кое-где по местам» «дивные своею высотою и величием характеры», несущие «неодолимую веру народа в «способность совершать свое великое историческое призвание» вопреки «самому старательному противодействию властей». Первоисточник: книга протоиерея Олега Пэнэжко "Храмы и монастыри города Коломны".

Видео: Старообрядческая Церковь Николы на Посаде (г.Коломна)
Видео: Восстановленная ограда Церкови Николы на Посаде (г.Коломна)
С.С. Михайлова "История старообрядчества г. Коломна и его окрестностей"
Старообрядческая Церковь Рожества Пресвятыя Богородицы (г.Коломна)
Старообрядческая Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (г.Коломна)
Старообрядческая домовая Церковь Рыбаковых (г.Коломна)
Старообрядческая домовая Церковь Шепелевых (г.Коломна)

Адрес: г. Коломна, ул. Посадская, д.18    Схема проезда
Телефоны: 618-63-65, 618-56-73
Вы можете помочь...

Фотографии:

· СЛАЙДЫ ·
подождите 10 сек., картинки начнут меняться



























Документы:

· АРХИВНЫЕ ДЕЛА ·

ПАСПОРТ
Церковь Николы
на Посаде
ЧЕРТЕЖИ
Церковь Николы
на Посаде
 
ИКОНА
НИКОЛАЙ
С ЖИТИЕМ
 

ЦЕРКВИ КОЛОМНЫ

Александра Невского Часовня
Алексия Святителя Церковь (внутри кремля)
Алексия Святителя Церковь (снаружи кремля)
Анны Святой Зачатия Церковь
Архангела Михаила Церковь
Архангела Михаила Церковь (Городищи)
Архангела Михаила Церковь (Поляны)
Богоявления Господня Церковь
Богоявления Господня Церковь (в монастыре)
Бориса и Глеба Церковь
Брусенский женский монастырь
Варвары Великомученицы Церковь
Введения во Храм Пресвятой Богородицы
Взыскание погибших Церковь
Владимира и Анастасии Часовня
Воскресения Христова Церковь
Вознесения Господня Церковь
Всех Святых Церковь (ОАО «Коломзавод»)
Георгия Страстотерпца Церковь
Екатерины Великомученицы Церковь
Жен-Мироносиц монастырь
Иоанна Богослова Церковь
Иоанна Воина Часовня
Иоанна Предтечи, Симеона Столпника
Иоанна Предтечи Церковь
Иоанна Предтечи Церковь (Городищи)
Иоанновский монастырь
Илии Пророка Церковь (внутри кремля)
Илии Пророка Церковь (Сандыри)
Карпова/Титова домовая Церковь (старообряд)
Константина царя и его матери Елены Церковь
Креста Воздвижения Господня Церковь
Креста Воздвижения Господня Церковь (в монастыре)
Ксении и Матроны Часовня
Мартина Исповедника Церковь
Михайловский монастырь
Молельная комната в ЦРБ
Морковкиной домовая Церковь (старообряд)
Надкладезная Часовня в Старо-Голутвине монастыре
Нерукотворного Образа Спасова Церковь
Никиты Великомученика Церковь
Николая Чудотворца, Николы Гостиного Церковь
Николая Чудотворца, Николы Заразского Церковь
Николая Чудотворца, Николы на Посаде (старообряд)
Николая Чудотворца Часовня
Ново-Голутвин монастырь
Норовской Иконы Божией Матери Церковь
Параскевы Пятницы Церковь (внутри кремля)
Параскевы Пятницы Церковь (снаружи кремля)
Параскевы Пятницы Часовня (в Грановитой башне)
Параскевы Пятницы Часовня (у Пятницких ворот)
Петра и Павла Церковь
Петра и Павла Церковь (внутри кремля)
Петра Чудотворца Церковь (внутри кремля)
Покрова Пресвятой Богородицы Церковь
Покрова Пресвятой Богородицы Церковь (в монастыре)
Покрова Пресвятой Богородицы Церковь (упразднена)
Преображения Господня Церковь
Рождества Пресвятой Богородицы (старообряд)
Рождества Христова Церковь
Рыбаковых домовая Церковь (старообряд)
Саввина Симеона богадельня (старообряд)
Серафима Саровского Церковь в ИК-6
Сергия Радонежского Церковь (в монастыре)
Сергия Радонежского Церковь (Протопопово)
Сергия Радонежского Часовня
Симеона Богоприимца Церковь
Собор Архангела Михаила Церковь
Спасский монастырь
Старо-Голутвин мужской монастырь
Страстной Иконы Божией Матери Часовня
Тихвинской Иконы Божией Матери Церковь
Трех Святителей Великих Церковь
Троицы Пресвятой Церковь (в монастыре)
Троицы Пресвятой Церковь (на Репне)
Троицы Пресвятой Церковь (Протопопово)
Троицы Пресвятой Церковь (Щурово)
Успения Пресвятой Богородицы Церковь
Успенский кафедральный собор
Федотова домовая Церковь (старообряд)
Феодоровской Иконы Божией Матери Церковь
Феодоровской Иконы Божией Матери Часовня
Церкви в Запрудах на озере Бельское
Церковь ул. Большая запрудная, д. 24
Часовня в Спасском монастыре
Часовня в Москве Старо-Голутвина монастыря
Часовня при Старо-Голутвине монастыре (320 м)
Часовня при Церкви Вознесения Господня
Часовня утраченная (Щурово)
Чуда Архангела Михаила Церковь
Шепелевых домовая Церковь (старообряд)

ЦЕРКВИ КОЛОМЕНСКОГО РАЙОНА

Акатьево | Церковь Серафима Саровского
Амерево | Часовня разрушенная
Андреевка | Церковь Космы и Дамиана
Андреевское | Церковь Успения Пресвятой Богородицы
Андреевское | Часовня Николая Чудотворца
Апраксино | Церковь Рождества Христова
Афанасьево | Часовни (деревянная и каменные)
Боброво | Церковь Всех Святых (ОАО «Коломзавод»)
Богдановка | Церковь Казанской Иконы Божией Матери
Богдановка | Часовня Неупиваемая Чаша
Богородское | Церковь Рождества Пресвятой Богородицы
Большое Карасево | Подворье Ново-Голутвина монастыря
Большое Карасево | Церковь Успения Пресвятой Богородицы
Большое Карасево | Часовня Всех Святых
Большое Колычево | Церковь Феодора Стратилата
Борисово | Часовня в память императора Александра II
Борисовское | Часовня Бориса и Глеба
Бортниково | Церковь Валаамской Иконы Божией Матери
Васильево | Церковь Воскресения Христова
Верхнее Хорошово | Церковь Спаса на Крови
Воловичи | Церковь Воскресения Христова
Ворыпаевка | Монашеское поселение
Ворыпаевка | Часовня Казанской Иконы Божией Матери
Выселки | Часовня Иконы Божией Матери Иверская
Гололобово | Церковь Рождества Христова
Горки | Община сестер милосердия Казанской Иконы
Горки | Церковь Всех скорбящих Радость
Горки | Церковь Николая Чудотворца
Горностаево | Церковь Владимирской Иконы Божией Матери
Горностаево | Молельня князя Черкаскаго (старообряд)
Городец | Церковь Николая Чудотворца
Городище-Юшково | Церковь Казанской Иконы Божией Матери
Грайвороны | Церковь Казанской Иконы Божией Матери
Дарищи | Церковь Николая Чудотворца
Дворики | Церковь Георгия Победоносца
Дмитровцы | Церковь Димитрия Солунского
Дмитровцы | Часовня утраченная
Дубна | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (погост Юрьевец)
Дуброво | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (погост Красна)
Елино | Часовня Жен Мироносиц
Змеево | Часовня утраченная
Ильинское | Церковь Иконы Божией Матери Знамение
Исаиха | Подворье Старо-Голутвина монастыря
Климовка-Папино | Часовня деревянная
Колодкино | Часовня Утоли моя печали
Конев Бор | Церковь Кирилла и Мефодия
Коробчеево | Церковь Архангела Михаила
Красно | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
Кудрявцево | Часовня разрушенная
Лесной | Церковь Троицы Пресвятой
Лёдово | Часовня каменная
Лужки | Церковь Димитрия Солунского
Лукерьино | Церковь Димитрия Солунского (старообряд)
Лыково | Церковь Василия Кесарийского
Лысцево | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
Макшеево | Церковь Николая Чудотворца
Макшеево | Часовня в ограде Никольской Церкви
Маливо | Церковь Петра и Павла
Маливо | Часовня деревянная
Маливо | Часовня каменная
Малое Карасево | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
Молитвино | Церковь Иконы Божией Матери Смоленская
Мячково | Церковь Успения Пресвятой Богородицы
Мячково | Молельня графини Литто (старообряд)
Настасьино | Церковь Сретения Господня
Непецино | Церковь Иконы Божией Матери Знамение
Нижнее Хорошово | Часовня Николая Чудотворца
Никульское | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы
Новое | Церковь Воскресения Христова
Октябрьское | Церковь Пресвятой Троицы
Октябрьское | Церковь Пресвятой Троицы (старообряд)
Октябрьское | Церковь Федосеевская (старообряд)
Октябрьское | Часовня разрушенная
Паново | Часовня утраченная
Парфентьево | Церковь Николая Чудотворца
Пески | Церковь Николая Чудотворца
Пестриково | Часовня разрушенная
Пирочи | Никольская и Троицкая Церкви
Подберезники | Церковь Николая Чудотворца
Полубояриново | Церковь Смоленской Иконы Божией Матери
Поляны | Часовня утраченная
Пруссы | Церковь Илии Пророка
Радужный | Церковь Казанской Иконы Божией Матери
Санино | Молельня графини Литто (старообряд)
Северское | Церковь Великомученика Никиты
Семеновское | Церковь Казанской Иконы Божией Матери
Сосновый Бор | Церковь Александра Невского
Ст. Бобренево | Бобренев монастырь
Ст. Бобренево | Церковь Рождества Пресвятой Богородицы
Ст. Бобренево | Церковь Рождества Богородицы (домовая)
Ст. Бобренево | Церковь Феодоровской Иконы Божией Матери
Ст. Бобренево | Молельня в доме Вабаева (старообряд)
Старки | Церковь Николая Чудотворца
Сычево | Молельня князя Голицына (старообряд)
Троицкие Озерки | Церковь Пресвятой Троицы
Троицкие Озерки | Молельня Литто (старообряд)
Туменское | Часовня Георгия Победоносца
Угорная Слобода | Церковь Николая Чудотворца (старообряд)
Угорная Слобода | Часовня
Федосьино | Церковь Архангела Михаила
Хлопна | Часовня Преображения Господня
Хотяиново | Церковь Рождества Христова
Чанки | Церковь Введения во Храм Пресвятой Богородицы
Черкизово | Церковь Николая Чудотворца
Черкизово | Церковь Собора Пресвятой Богородицы
Черкизово | Церковь Успения Пресвятой Богородицы
Шеметово | Церковь Иоанна Крестителя
Шкинь | Церковь Сошествия Святого Духа
Юрьевец | Церковь Покрова Пресвятой Богородицы

СВЯТЫЕ ИСТОЧНИКИ

Андреевское | Святой источник Николая Чудотворца
Афанасьево | Святой колодец, название неизвестно
Богдановка | Святой источник Неупиваемая Чаша
Богородское | Святой источник Сергия Радонежского
Ворыпаевка | Святой колодец, название неизвестно
Городец | Святой источник Иоанна Предтечи
Грайвороны | Источник Казанской Иконы Божией Матери
Коломна, Протопопово | Источник Сергия Радонежского
Коломна | Святой колодец в Старо-Голутвине монастыре
Коломна, Щурово | Святой источник Николая Чудотворца
Коробчеево | Святой источник Архангела Михаила
Коробчеево | Святой источник Илии Пророка
Лысцево | Святой источник Параскевы Пятницы
Молитвино | Источник Смоленской Иконы Божией Матери
Никульское | Святой источник Илии Пророка
Паньшино | Святой источник Николая Чудотворца
Пирочи | Святой источник Николая Чудотворца
Семеновское | Данный источник не освящен
Туменское | Святой источник Георгия Победоносца


ИКОНЫ, ВЫВЕЗЕННЫЕ ИЗ КОЛОМНЫ
(находятся в Третьяковской галерее)


 
главная | контакты